Разное

Инстинкт толпы: Стадное чувство – Наука – Коммерсантъ

Содержание

Стадное чувство – Наука – Коммерсантъ

В 1909 году в журнале Sociological Review была опубликована вторая, заключительная часть его работы «Стадный инстинкт и его влияние на психологию цивилизованного человека». Более подробно Троттер рассмотрел свою концепцию социальной стадности человека в книге «Инстинкты стада во время войны и мира», написанной им в 1916 году в разгар Первой мировой войны.

В книге Троттер считал, что искать причины и производные стадного инстинкта бессмысленно, так как он первичен и неразрешим. К первичным, основным инстинктам он относил инстинкты самосохранения, питания, половой и стадный. Первые три, по Троттеру, примитивны и сопровождаются чувством удовлетворения в случае успешной реализации. Стадный же инстинкт, как пишет Троттер, вызывает «очевидную обязанность действовать наоборот»: человек готов не заботиться о самосохранении, испытывать недостаток в пище и проявлять стойкость к плотским порывам, подчиняясь иному императиву. Проще говоря, в толпе человек подчиняется инстинкту, который может противоречить его личной выгоде.

Волки, овцы и пчелы

В своей книге Троттер попытался объяснить с точки зрения психологии неразумное поведение масс, которое привело к грандиозной бойне на полях сражений мировой войны. Для этого он выдвинул «психологическую гипотезу в объяснение особенностей немецкого национального характера, проявляющихся в настоящее время». По Троттеру, стадный инстинкт проявляется в трех различных видах: агрессивном, защитном и социализированном, примером которых в природе служат соответственно волк, овца и пчела.

«Изучая ум Англии в духе биологического психолога, необходимо иметь в виду общество пчелы точно так же, как при изучении немецкого ума необходимо было иметь в виду общество волка»,— пишет Троттер. По его мнению, стадный инстинкт в британском «социализированном стаде» (socialized herd) пошел по пути пчелиного улья, где каждая особь вносит свой вклад в дело общего выживания. В Германии он выражается в агрессивной форме, представленной в природе стаей волков и отарой овец.

Его книга «The Instincts of the Herd in Peace and War» доступна на английском языке в интернете, любой может ее прочитать, там еще много интересного в том же духе. Но интереснее другое: как быстро, будучи еще новорожденной, новая наука социальная психология нашла себе применение в политике и идеологии, потеснив оттуда социал-дарвинизм с его грубым и прямолинейным постулатом о выживании сильнейшего.

Размножение инстинктов

Инстинкты в науке о психологии человека появились в XVIII веке в работах французских энциклопедистов и были позаимствованы ими из биологии. Ламарк в начале XIX века окончательно сформулировал понятие инстинкта у животных «как наклонность, вызываемую ощущениями на основе возникших в силу их потребностей и понуждающую к выполнению действий без всякого участия мысли, без всякого участия воли».

Поначалу переносить на человека действия, выполняемые без всякого участия мысли и воли, требовало от ученого известной смелости. Но после Дарвина ситуация стала зеркальной. Сам великий Дарвин писал, что инстинкты появились в результате эволюции, а кто был венцом эволюции по Дарвину? Вот именно человек разумный им и был, и отрицать теперь инстинктивное поведение у человека ученому было рискованно.

Дальше больше, если раньше инстинкты существовали только в теории и все доказательства их реальности были косвенными, то Иван Павлов экспериментально доказал их существование, правда, называя их «сложными безусловными рефлексами». Потребовалось полвека, чтобы ученые снова начали сомневаться в существовании человеческих действий «без всякого участия мысли, без всякого участия воли». А пока психологи только пытались отделить наследуемые элементы поведения от приобретенных в раннем детстве.

У разных ученых выходило разное число таких наследуемых инстинктов. Американский психиатр Абрахам Брилл считал, что «все в жизни может быть сведено к двум фундаментальным инстинктам: голода и любви; они правят миром». У британского нейрохирурга Уилфрида Троттера, как мы видели, их четыре. У его соотечественника физиолога Уильяма Макдугалла, автора первого учебника по социальной психологии, сначала их было семь, потом (по мере переиздания учебника) стало 11, а затем 18. У других ученых их насчитывалось 20, 30, 40 и более.

Ученые просто подбирали соответствующий инстинкт у животного к каждой разновидности деятельности человека или общественному институту. Например, считали, что экономические отношения выросли из инстинкта питания, семья построена на рационализированном половом инстинкте, война имеет под собой основание в виде инстинкта борьбы, государство базируется на инстинктах стадности и страха. Их обзор можно прочитать в работах профессора Санкт-Петербургского университета Дмитрия Горбатова. Продолжая этот ряд, нетрудно подобрать инстинкты для любого явления в жизни: от участия в движении зеленых до нетрадиционной ориентации.

В СССР инстинктов нет

По сравнению с прочими стадный инстинкт пользовался особым вниманием в российской психологической школе, которая в этом плане даже лидировала на рубеже XIX и XX веков. В российском обществе зрело нехорошее предчувствие, и оно не обмануло: в ближайшем будущем стране пришлось пережить три войны, две революции и всеобщую смуту. Сама жизнь требовала ответов на вопросы: как толпа влияет на личность, а личность на толпу? Обязательна ли для толпы склонность к преступлению? Как не стать ее жертвой? Можно ли управлять толпой?

Теоретик народничества Николай Михайловский рассматривал толпу как «податливую массу, готовую идти “за героем” куда бы то ни было и томительно и напряженно переминающуюся с ноги на ногу в ожидании его появления». При этом роль «героя» отводилась ситуативному лидеру — тому, кто увлекает примером, первым «ломает лед», делая один шаг, которого невольно ожидают другие, чтобы слепо последовать за ним. Этот герой вовсе не «великий человек», напротив, самый обыкновенный «человек толпы», и потому в нем сконцентрированы ее силы, чувства, инстинкты, желания. Гипнотическая модель коммуникации в толпе, разработанная Михайловским, оказалась достаточно перспективной. В западной социальной психологии она получила развитие в виде «медленно распространяющегося психологического контагия», который предшествует вспышкам коллективной ярости.

Профессор уголовного права Владимир Случевский сформулировал концепцию «звериногоначала» как объяснение, почемучеловек способен меняться в толпе вплоть до забвения нравственных ориентиров. «Кто только в мыслях своих… не совершал тяжких преступлений или по крайней мере не желал наступления таких событий, для осуществления которых он никогда не решился бы приложить руку!» — писал он. В толпе это свойство по ничтожным поводам приводит к крайней жестокости и разрушительной деятельности. В западной психологии масс аналогичные идеи развивал социолог и криминолог Спицион Сигеле, считавший толпу «субстратом, в котором микроб зла развивается очень легко, тогда как микроб добра умирает почти всегда, не найдя подходящих условий жизни».

Зоолог Владимир Вагнер предлагал более простые и материалистические причины поведения толпы. По его теории физическое воздействие одних особей на других, выражающееся в касаниях и столкновениях, движениях перед глазами, шуме при перемещениях, трансформируется в нервное возбуждение у человека в толпе. Это возбуждение, в свою очередь, благодаря стадному инстинкту, предполагающему подражание особям, первым отреагировавшим на критическое изменение ситуации, ведет к непредсказуемому поведению толпы.

Понятно, что в Советском Союзе подобные теории не могли прижиться и развиваться. В 1976 году профессор МГУ имени М. В. Ломоносова Петр Гальперин писал: «Вопрос в том, совместимы ли инстинкты с общественной организацией жизни людей, с общественной природой человека, с нравственной оценкой поведения и ответственностью за поступки. И суть дела заключается в том, что они несовместимы».

Ученых, желающих это опровергнуть, в советской психологической науке не нашлось, вероятно, у них срабатывал другой основной инстинкт — самосохранения.

Пастухи виртуального стада

За сто с лишним лет наука о стадном рефлексе многое пережила. В 1920–1930-х годах, когда в моду вошел бихевиоризм, она едва не закончилась, но возродилась снова с появлением этологии. Впрочем, опасаться, что она выйдет когда-нибудь из моды и будет оттеснена на обочину социальной психологии, не приходится. Уж больно соблазнительно выглядит возможность управления стадным рефлексом для политики и торговли.

Вторая из областей применения знаний о стадном рефлексе — на рынках товаров и услуг — начала бурно развиваться в послевоенные годы. Правда, применительно к политике и торговле на сегодня в психологии стадного рефлекса особых прорывов не наблюдается, хотя психологи вовсю стараются. Вроде уже изучены все частные механизмы поведения толпы и человека в ней, но это не приближает к пониманию происходящего с ними.

Максимум, что политтехнологи и маркетологи могут сейчас добиться на практике,— это сформировать у потребителя кратковременный условный рефлекс слюнотечения на тот или иной товар или того или иного кандидата на выборах, как в опытах Павлова. Или, напротив, рефлекторное отторжение первого и второго, как в других опытах того же Павлова. Тонкая настройка троттеровского socialized herd пока не получается, людское стадо не в теории, а в его плотской ипостаси по-прежнему остается для науки чем-то вроде мыслящего студня Соляриса из фантастического романа Станислава Лема, который в ответ на любую попытку изучить его извлекает из подсознания ученого фантомы и предлагает изучать их.

Более перспективны исследования появившихся с недавних пор в интернете виртуального стада. Здесь успехи их управлением более впечатляющие, и, возможно, именно здесь социальная психология найдет универсальный алгоритм управления стадным инстинктом.

Сергей Петухов


миллионы мух не могут ошибаться?

Рудиментарный страх отвержения общиной и стремление быть в «стаде», присущие и людям, и животным – феномены, известные с древности. Как выяснили в свое время ученые из университета в Лидсе, стадному инстинкту подвержены 95% людей: они, не задумываясь, сделают так же, «как все» – пойдут по тому же маршруту, выберут ту же стратегию поведения или точку зрения по какому-либо вопросу, что и прочие. Все это открывает для оставшихся 5% населения почти безграничные просторы для манипуляций сородичами и весьма эффективно применяется на практике.

ЛИЧНОСТЬ И ТОЛПА

Одни исследователи называют стадный инстинкт механизмом, лежащим в основе инстинкта самосохранения, другие указывают на то, что в «стаде» инстинкт самосохранения, напротив, утрачивается. Логика есть в обоих утверждениях: с одной стороны, с первобытных времен принято считать, что в одиночку человеку не выжить, кругом «одни враги» и полно опасностей, отсюда и стремление находиться в группе. С другой стороны, у толпы – свои законы: чувство персональной незащищенности члена группы утрачивается, в толпе он считает себя неуязвимым и способен на то, чего никогда не сделает в индивидуальном режиме. Именно с этим связан феномен мутации отдельных личностей в безликую массу, способную на любой криминал.

Еще один спорный вопрос – нужен ли стаду лидер. Некоторые ученые утверждали, что группа или коллектив самодостаточны и не нуждаются в централизованном руководстве. Так, британский врач и исследователь Уилфред Троттер называл стадность аналогией биологической многоклеточности, отображающей желание всех существ стать частью одного мощного сверхорганизма, и не считал роль вождя в массах и группах существенной. В своем классическом труде «Инстинкты стада на войне и в мире» Троттер называл людей стадными животными, объясняя главные характеристики стада – однородность и соответствие. Собственно, поэтому социум с детства прививает людям необходимость быть «как все», частью группы, не слишком выделяться в толпе, «не умничать» и так далее. 

Другие – например, французский психолог, социолог, антрополог и историк Лебон Гюстав – утверждали, что любое сборище (людей или животных) является послушной «субстанцией» и непроизвольно подчинится авторитету выбранного вожака. Он объяснял это жаждой подчинения тому, кто назовет себя «хозяином». Австрийский психолог, психоаналитик, психиатр, основатель психоанализа Зигмунд Фрейд полагал, что человек, скорее, «животное орды», управляемой своим повелителем или вождем. Каковой, по мнению ряда ученых, является «отеческой» фигурой, пользующейся безграничной любовью и непререкаемым авторитетом. Причем чем сильнее вера отдельного индивида в любовь вождя, тем градус преданности вождю будет выше, а степень критичности, соответственно, ниже.

Так или иначе, многие склоняются к тому, что толпа уважает лишь силу и авторитет и отступит лишь перед лицом более сильных соперников. В этом смысле, у нас все, как у животных. Но при этом человеческие «стадные структуры» делятся на множество уровней – «стада» меньше, локальнее и т.п. Существует официальная иерархия – государства, области, города, но есть и неофициальные – субкультуры, «клубы по интересам» и прочие. К представителям «чужого стада» люди относят, в частности, и представителей иных рас, но могут мирно сосуществовать с ними и вступать в дипломатические отношения.

Апофеозом стадного инстинкта некоторые исследователи называют механизмы полового отбора. «Стадный человек» уверен в том, что высокоранговые особи просто обязаны максимально осчастливить популяцию своими генами, и не понимает, как можно не стремиться произвести собственное потомство.

ГРУППОВОЕ ПОМЕШАТЕЛЬСТВО

Еще одно характерное свойство массы – снижение интеллекта отдельных индивидов. Толпа легковерна, некритична и легко поддается манипуляциям. Анализируя коллективное мышление, психолог из Йеля Ирвинг Янис утверждал: лица, состоящие в группе и связанные некими общими интересами, предпочитают здравомыслию единодушие, искаженно воспринимают информацию, отвергают реальность и инакомыслие. Янис называл это следствием воздействия пресса коллективного мышления. Чем выше социальный статус группы, тем вероятнее «коллективное мышление», при котором отдельные члены группы, боясь подвергнуться остракизму и вылететь из группы, предпочитают держать свое мнение (если оно у них вдруг и появится) при себе.

Кроме того, коллективному мышлению присущи такие черты, как коллективная рационализация иллюзий, резко отрицательное стереотипное отношение к инакомыслящим, вера членов группы в групповую этику, иллюзия неуязвимости для опасных последствий, иллюзия единодушия и подавление личных сомнений, наличие самоназначенного «сторожа», защищающего группу от мыслей, способных пошатнуть коллективную веру, послушание. Таким образом, по мнению исследователей, толпе нужна не истина, а иллюзии.

Среди самых известных опытов, доказывающих склонность людей следовать стадному инстинкту, легендарный Стэнфордский эксперимент, проведенный в начале 1970-х известным профессором в области психологии Филипом Зимбардо. Разделив 24 добровольцев на две группы – надзирателей и заключенных, исследователи доказали: социальная среда оказывает мощнейшее влияние на поведение человека, превращая его либо в палача и чудовище, либо в жертву.

Как показывают другие исследования, в интернете власть толпы тоже фактически не ограничена. Люди склонны соглашаться с мнением большинства – например, лайкать инерционно, «как все». В ходе опытов выяснилось, что искусственно накрученные «лайки» привлекут еще больше лайков реальных, а искусственные негативные отзывы – больше реальных критиков, солидарных с негативной оценкой. Иными словами, люди рассуждают так: «если все пойдут топиться – то и я пойду, чтобы не отрываться от коллектива».

«КТО НЕ С НАМИ»

Однако есть и те, кто к подобным проявлениям коллективизма совсем не склонен. Вряд ли можно утверждать, что 5% «неуправляемых» представлены исключительно этими категориями граждан, но какое-то их число в эти 5%, безусловно, входит.

«Например, дискомфорт от постоянных трений в социуме испытывают социопаты – для них комфортнее держаться от социума на дистанции, – говорит психолог, психотерапевт Дмитрий Ершов. – К слову замечу, я к ним отношусь. Моя квалификация и опыт позволяют мне занимать должность главврача какого-нибудь медицинского учреждения, и такие предложения поступали – но я от них благоразумно отказывался. Причина в том, что для меня некомфортно находиться в 8.30 на пятиминутке в клинике, я на них постоянно опаздывал и получал «вмятины», что меня совершенно не устраивало. Мне неорганично полдевятого находиться на работе, особенно если эта работа находится далеко от дома».

Не особо склонны к социализации и психопаты в стадии декомпенсации. Еще есть так называемые пассионарии: согласно пассионарной теории этногенеза, они обладают природной способностью поглощать из внешней среды энергии больше, чем требуется для личного и видового самосохранения, а затем перенаправлять эту энергию на изменение окружающей среды. К ним относят изобретателей, первооткрывателей, созидателей, способных ломать устои и потому вступающих в конфликт с социумом. Принято считать, что пассионарии сбиваются в группы (консорции) – ядра новых этносов, образующихся через 130-160 лет после «толчка», и выдвигают идеологии-доминанты.

А вот если рассматривать те самые 95% граждан, тяготеющих к социально адаптированному, откатанному сценарию поведения, можно выяснить, что это люди без так называемых акцентуаций – «рафинированно нормальные, очень ценные, полезные и послушные».

«Даже если они входят в конфликтные отношения с социумом, они стараются их быстренько погасить, не раздувать. Их позиция – более гибкая, обтекаемая. Именно они склонны к «стадному инстинкту», умеют извлекать пользу из этой затеи и не так переживают из-за неприятностей, которые несет в себе социум. Без них общество – включая пассионариев – не выжило бы. Образно выражаясь, нужно, чтобы кто-то мел дворы и производил гайки по ГОСТу. Если эти гайки начнут производить пассионарии или социопаты, начнется черт знает что. Если гайки не будут производиться, а дворы – подметаться, но в них будут шататься толпы креативных трубадуров, лучше никому не станет. Так что обществу, как и любому социальному организму, требуется определенный баланс разных компонентов. И тогда оно будет эффективным и здоровым», – заявил эксперт «МИР 24».

 

Мозг – заложник стадного инстинкта – Новости – Научно-образовательный портал IQ – Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

Эффект «примыкания к большинству», известный политтехнологам, можно объяснить особенностью мозга, которая позволила человеку выжить в процессе эволюции. Когда мы отличаемся от других, в мозге возникает автоматический сигнал об «ошибке», который побуждает менять свое мнение в сторону большинства. Исследование Василия Ключарева

Погоней за толпой движут нейроны

Что конкретно происходит с человеком, когда он следует стадному инстинкту? «Мне всегда было интересно, каким образом другие влияют на наш мозг так, что мы меняем наше решение, – рассказал OPEC.ru Василий Ключарев, декан факультета психологии НИУ ВШЭ, ведущий исследователь Университета Базеля (Швейцария). – По сути, это вопрос социальной психологии: как нами манипулируют? Но мы решили его несколько поменять и выяснить, что происходит с мозгом, когда человек меняет свое решение под воздействием большинства». Один из ведущих специалистов в области нейробиологии принятия решений, Ключарев называет свои исследования нейроэкономикой – они находятся на пересечении экономики, нейробиологии и психологии.

Главная гипотеза, которую выдвинул В. Ключарев, заключается в том, что в человеке заложено ощущение его похожести на других. В случае обратной ситуации мозг генерирует сигнал об ошибке, который, по сути, сигнализирует человеку: «Ты не прав, срочно поменяй свое мнение!». Генерирует сигнала дофаминэргическая система, которая связана с рядом областей головного мозга и, в том числе, с префронтальной корой. Эта система богата дофаминами – нейромедиаторами, обеспечивающими связь между нейронами и участвующими в образовании сигнала об ошибке в случае расхождения с мнением толпы.

Облучение рождает героев

То, что в мозге происходит дофаминовый шторм в момент смены мнения под воздействием окружающих, было доказано в лабораторных условиях. Ключарев решил пойти дальше и проверить, можно ли временно подавить дофаминэргическую систему человеческого мозга, находящегося под воздействием большинства и, как следствие, снизить уровень конформизма.

«Для этого мы воздействовали магнитным полем на область медиально-префронтальной коры головного мозга, задействованной дофаминэргической системой. Это называется транскраниальное-магнитное стимулирование (ТМС)», – рассказал Василий Ключарев. В результате эксперимента, склонность испытуемых менять свое мнение в сторону большинства существенно снизилась (на 40%), и при этом они не испытывали дискомфорта.

В Дании провели обратный эксперимент, в котором проверяли, можно ли уровень конформизма увеличить. Для этого добровольцам давали таблетки, повышающие количество дофамина. И, действительно, люди начинали активнее менять свое мнение в сторону большинства. Это показывает, насколько человек зависим от деятельности дофаминэргической системы мозга и генерируемых ей сигналов в случае, если он начинает отличаться от толпы.

Уникальность, как отклонение от нормы

Знание о том, что традиционный выбор следовать за толпой обусловлен физиологией, очень важно, считает В. Ключарев. «Мы должны понимать, как легко нами манипулировать в силу особенностей нашего мозга, сформированных эволюцией», – поясняет ученый. Во многих случаях, по его словам, мы даже не осознаем влияние большинства на собственное поведение. «В систему оценки нашего поведения заложен компонент сравнения нас с другими. Мы постоянно сравниваем свое поведение с поведением окружающих и ожидаем оказаться похожими». В противном случае мозг создает дискомфорт, включая, таким образом, свою систему обучения.

Но нацеленность мозга на конформизм, как замечает В.Ключарев, нельзя назвать злом. По сути, это стратегия человеческого выживания: «С биологической точки зрения, с точки зрения эволюции, возможно, и правильно быть конформистом. Каждая наша модель поведения тестируется эволюцией и ее эффективность подтверждается тем, что человечество продолжает жить и оставлять после себя потомство».

Тем не менее, не все склонны быть схожими с другими, даже, если это несет откровенную физическую угрозу. Например, революционеры, поведению которых, возможно, есть несколько шокирующее объяснение. Склонность выделяться на общем фоне может быть предопределена анатомией мозга. Об этом свидетельствует одно из исследований, проведенное японскими учеными. Они исследовали взаимосвязь между толщиной коры, генерирующей дофаминэргический сигнал, и необходимостью быть отличными от других и иметь собственное мнение – с так называемой склонностью к уникальности. В результате выяснилось, что у людей, склонных к уникальности, слабее развита именно часть коры мозга, генерирующая сигнал об ошибке. Получается, что люди, стремящиеся выделяться на общем фоне, в какой-то степени имеют другую физиологию. «У них просто физически мозг может быть немножко другим, толщина коры, генерирующей сигнал об ошибке, у них тоньше», – отмечает Ключарев, но оговаривается, что подобные выводы нуждаются в дополнительных исследованиях.

Как меньшинство становится большинством

Уровень дофамина в мозге каждого человека индивидуален и это может определять степень конформизма. Но мощность дофаминэргического сигнала, сигнализирующего об ошибке, может зависеть и от других факторов. Например, от величины и качества группы, которая в тот или иной момент играет роль большинства. Если это группа, к которой вы испытываете симпатию и привязанность, вы стремитесь быть похожим на нее. А если группа вам не нравится, то вы наоборот склонны отличаться. Это доказали исследования, проводившиеся в США. Дофаминэргический сигнал чаще возникал тогда, когда мнения испытуемых расходилось с мнением группы, которой они импонировали и отсутствовал, когда испытуемые питали к группе антипатию.

Тем не менее, остается еще огромное поле для исследований с точки зрения нейроэкономики. Один из интересных вопросов: что происходит с мозгом, когда меньшинство вдруг становится большинством? «Интересны процессы, когда парочка революционеров всех заводит и разворачивает в другую сторону. Ленин незадолго до революции 1917 года писал, что революция в России невозможна еще много лет, а потом вдруг рвануло», – замечает В. Ключарев.

Современная протестная активность в России в этом плане, по его мнению, тоже интересна. «Мы живем в digital-эпоху, когда локальное меньшинство в рамках социальных сетей становится своего рода внутренним большинством», – говорит ученый. У людей складывается ощущение мобилизующего движения, и они примыкают к группам, которые воспринимают, как большинство, хотя на самом деле эти группы являются меньшинством. И это, по мнению ученого, очень интересное поле для исследований.

 


Подпишись на IQ.HSE

Теории толпы в отечественной психологии конца XIX — начала XX века

Аннотация

В фокусе внимания авторов статьи содержание теорий толпы, разработанных российскими учеными и общественными деятелями в период с 80-х годов XIX века до 30-х годов ХХ века. В частности, анализируется вклад Н. К. Михайловского, В. К. Случевского, Д. Д. Безсонова, В. М. Бехтерева, Л. Н. Войтоловского, В. А. Вагнера в изучение этого феномена. Специфика толпы как социального объединения, условия ее образования, возможная склонность к преступному поведению, изменения личности в толпе, особенности влияния вожаков на ведомых — таковы вопросы, интересовавшие ученых того времени. При этом отмечается, что три ключевые парадигмы (“психологического контагия”, “индивида в толпе” и “стадного инстинкта”), определившие направления исследований стихийных групп в Западной Европе вплоть до середины XX века, берут свое начало в отечественных публикациях по данной проблематике.

Ключевые слова

толпа, исследования толпы, российские теории толпы, свойства толпы, влияние на личность в толпе, преступления толпы

Ссылка для цитирования

Горбатов Д.С., Михайлова И.В. Теории толпы в отечественной психологии конца XIX — начала XX века // Учёные записки Санкт-Петербургского государственного института психологии и социальной работы. 2019. № 1 (31). С. 15–23.